Материалы сайта
Это интересно
Сборник произведений
САТИРА ЧЕТВЕРТАЯ Аристофан и Кратпн, Евполид и другие поэты, Мужи, которые древней комедии славою были, Если кто стоил представленным быть на позорище людям, — Вор ли, убийца ль, супружных ли прав оскорбитель бесчестный, - Смело, свободно его на позор выетавляли народу. В этом последовал им и Луцплий, во всем им подобный, Кроме того, что в стихе изменил и стопу он и меру. Весел, тонок, остер; но в составе стиха был он жесток: Вот в чем его был порок. Он считал за великое дело 10 Двести стихов произнесть, на одной ноге простоявши. Мутным потоком он тек; а найти в нем хорошее можно. Но — многословен, ленив, не любил ои трудиться над слогом, Много ль писал — умолчу! Но вот уж я вижу Крисиина; Вот... подзывает мизинцем меня: «Возьми-ка таблички, Ежели хочешь; назначим свидетелей, время и место, Да и посмотрим, кто больше напишет!» — О нет! Превосходно Сделали боги, что дали мне ум и скудный и робкий! Редко и мало ведь я говорю; но тебе не мешаю, Если угодно тебе, подражать раздувальному меху 20 И напрягаться, пока от огня размягчится железо. Фанний счастливый! Он все сочиненья свои и свой облик Выставил сам, хоть никто не просил. Но моих сочинений Не читает никто; а публично читать опасаюсь Я, потому что немало людей, порицанья достойных: Им не нравится род мой! Возьми из толпы наудачу — Этот терзается скупостью; тот честолюбьем несчастным; Этому нравятся женщины; этому мальчики милы; Этого блеск серебра восхищает, а Альбия — бронза. Этот меняет товары от стран восходящего солнца 30 Вплоть до земель, где оно заходящими греет лучами: Все умножая богатства, убытков страшась, он несется, Он сквозь опасности мчится, как прах, воздвигаемый вихрем. Все, кто боится стихов, ненавидят за них и поэта. «Сено,—кричат,—на рогах у него!» — «Берегись! Он пощады Даже и другу не даст; приневолит себя, чтоб смеяться! Только б ему написать, а уж там всем мальчишкам, cтарухам, Из пекарни ль, с пруда ли идут, всем уж будет известно!» Пусть! Но примите, прошу, два слова в мое оправданье! Первое: я не считаю себя в тех, которым бы дал я 40 Имя поэта: ведь стих заключить в известную меру — Этого мало! Ты сам согласишься, что кто, нам подобно, Пишет, как говорят, тот не может быть признан поэтом. Этого имени честь прилична лишь гению, духу Божеской силы, устам — великое миру гласящим. Вот отчего и комедия многих вводила в сомненье, И поэма ль она, или нет, подвергалось вопросу, Ибо ни силы в ней духа, ни речи высокой: отлична Только известною мерой стиха от речей разговорных. «Так! но и в ней — не гремит ли отец, пламенеющий гневом, 0 Ежели сын, без ума от развратницы, брак отвергает И от невесты с приданым бежит, и при светочах, пьяный, Засветло бродит туда и сюда!»—Но разве Помпоний, Если бы жив был отец, не те же бы слышал угрозы? Следственно, гладких стихов для комедии мало, хотя бы, Меру отняв, мог и всякий отец так грозиться на сцене. Ежели меры и такта лишить все, что ныне пишу я, Как и что прежде Луцилий писал, и слова переставить, Первое сделать последним, последнее первым (не так, как В этих известных стихах: «Когда железные грани И затворы войны сокрушились жестоким раздором»): В нас невозможно б найти и разбросанных членов поэта! Но подождем разбирать, справедливо ль считать за поэму То что пишу я теперь. Вот вопрос: справедливо ль считаешь Ты что опасно писать в этом роде? Пусть Сульций и Капри», Оба охриплые, в жарком и сильном усердии оба, Ходят с доносом в руках, негодяев к великому страху; Но - кто честно живет, тот доносы и их презирает. Если на Целия, Бирра, разбойников, сам и похож ты, Все я не Каприй, не Сульций: чего же меня ты боишься? 70 В книжных лавках нет вовсе моих сочинений, не видно И объявлений о них, прибитых к столбам; и над ними Не потеет ни черни рука, ни рука Гермогена! Я их читаю только друзьям; но и то с принужденьсм, Но и то не везде, не при всех. А многие любят Громко читать, что напишут, па форуме, даже и в бане, Ибо в затворенном месте звончей раздается их голос. Суетным людям приятно оно; а прилично ли время, Нужды им нет, безрассудным. — «Но ты, говорят мне, ты любишь Всех оскорблять! От природы ты склонен к злоречыо!» — Откуда 80 Это ты взял? Кто из живших со мной в том меня опорочит? Если заочно злословит кто друга; или, злоречье Слыша другого о нем, не промолвит ни слова в защиту; Если для славы забавника выдумать рад небылицу Или для смеха готов расславить приятеля тайну: Римлянин! вот кто опасен, кто черен! Его берегися! Часто мы видим — три ложа столовых; на каждом четыре. Гостя; один, без разбора, на всех насмешками брызжет, Кроме того, чья вода; но лишь выпьет, лишь только откроет Либер сокрытое в сердце, тогда и тому достается. 90 'Этот, однакоже, кажется всем и любезным и кротким, Но откровенным; а я, лишь за то, что сказал: «От Руфилла Пахнет духами; Гаргоний яге козлищем грязным воняет», Я за это слыву у тебя и коварным и едким! Если о краже Петиллия Капитолина кто скажет Вскользь при тебе, то, по-своему, как ты его защищаешь? «Он был мне с детства товарищ; а после мы были друзьями; Много ему я обязан за разные дружбы услуги; Право, я рад, что он в Риме и цсл-невродим; и, однакож. . . Как он умел ускользнуть от суда, признаюсь, удивляюсь!» 100 вот где злословия черного яд; вот где ржавчины едкость! Этот порок никогда не войдет в мои сочиненья, В сердце ж — тем боле. Поскольку могу обещать, — обещаю! Если же вольно, что сказано мною, и ежели слишком Смело, быть может, я пошутил, то вместо с прощеньем Ты и дозволь: мой отец приучал меня с малолетства Склонностей злых убегать, замечая примеры пороков. Если советовал мне он умеренно жить, бережливо, Быть довольным и тем, что он нажил, он говорил мне: «Разве не видишь, как худо Альбия сыну; как Баю 110 Плохо живется? Великий пример, чтоб отцом нажитое Детям беречь!» Отклоняя меня от лгобови постыдной, Он мне твердил: «Ты не будь на Сцетана похож!» Отвращая От преступных знакомств: «Хороша ли Требония слава? — Мне намекал он. — Ты помнишь — застали его и поймали! Но почему хорошо одного избегать, а другому Следовать — мудрый тебе объяснит. Для меня же довольно, Если смогу без пятна сохранить, по обычаю древних, Жизнь и добрую славу твою, пока надзиратель Нужен тебе. Но как скоро с летами в тебе поокрепнут 120 Члены и разум, то будешь ты плавать тогда и без пробки!» Так он ребенка, меня, поучал; и если что делать Он мне приказывал: «Вот образец, говорил, подражай же!» С этим указывал мне на людей, отличившихся жизнью. Если же что запрещал: «Не в сомненье ли ты, что бесчестно И бесполезно оно? Ты вспомни такого-то славу!» Как погребенье соседа пугает больного прожору, Как страх смерти его принуждает беречься, так точно Душу младую от зла удаляет бесславье другого. Так был я сохранен от губительных людям пороков. 130 Меньшие есть и во мне; но, надеюсь, вы их мне простите! Может быть, годы и собственный зрелый рассудок, быть может, Друг откровенный меня и от тех недостатков излечат; Ибо, ложусь ли в постель, иль гуляю под портиком, верьте, Я размышляю всегда о себе. «Вот это бы лучше, _ Думаю я, — вот так поступая, я жил бы приятней, Да и приятнее был бы друзьям. Вот такой-то нечестно Так поступил; неужель, неразумный, я сделаю то же?» Так иногда сам с собой рассуждаю я молча; когда же Время свободное есть, я все это — тотчас на бумагу! но 140 Вот один из моих недостатков, который, однако, Если ты мне не простишь, то нагрянет толпа стихотворцев, Вступятся все за меня; а нас-таки, право, немало! Как иудеи, тебя мы затащим в нашу ватагу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44