Материалы сайта
Это интересно
Сборник произведений
САТИРА ДЕСЯТАЯ сюдл, по всякой стране, начиная от города Гадов | Вплоть до Востока, до Ганга, немногие только способны Верные блага познать, отличив их от ложных и сбросив Всех заблуждений туман. В самом деле, чего мы боимся Или разумно хотим? К чему приступить так удачно, Чтобы потом не понять, когда совершится желанье? Боги нередко весь род губили, внимая моленьям Этого рода. Ища гражданской и воинской славы, Ищем себе мы вреда. Смертоносно для многих искусство Стройных и страстных речей. Иной, полагаясь на силу Рук, изумленья достойных, погиб. Еще чаще гораздо 5ушат богатства людей, когда с черезмерной заботой Их накопили и так их имущество все превосходит, (хак из Британии кит простых превосходит дельфинов. Гак вот в жестокое время Нерона его приказаньсм Целая рота солдат заперла Лонгина, замкнула Сенеки пышного парк, заняла Латераново зданье Чудное; ну, а в каморки солдаты обычно не входят. Если ты ночью, отправившись в путь, захватишь немного Гтвари из серебра, ты меча и копья побоишься (I задрожишь, коли тень тростника при луне шевельнется. Идя ж без клади, поет н разбойников встретивший путник. Первая наша мольба, прекрасно известная храмам,— г)то богатство: чтоб средства росли, чтоб был самым полным Даш на всем рынке сундук. Но яд не подносится в кружке Глиняной: страшен нам яд, когда чашу с геммами примешь Или сотинским вином золотой заискрится кубок. Значит, похвально н то, что один-то мудрец все смеялся, Как поднимал от порога, вперед вынося, свою ногу, 30 Ну, а другой был совсем не таков: он больше все плакал. Но ведь любому легко все хулить со строгой насмешкой; Даже чудно, откуда бралась для глаз его влага. В их городах не водилось протексг, трабей, трибунала, Лпкторских связок, лектйк — и, однако, веселый учитель, Все сотрясал Демокрит свои легкие смехом привычным. Вот если б он увидал, как претор торчит в колеснице, Двигаясь важно в толпе посреди запыленного цирка; Туника бога на нем точно занавес с плеч ниспадает, Тога с роскошным шитьем, а сверху венок, столь огромный, 40 Что никакой голове снести его не под силу! Держит, потея, его государственный раб и, чтоб консул Не зазнавался, стоит вместе с ним на одной колеснице; Птицу-орла не забудь на жезле из кости слоновой, Там — трубачей, а здесь — вереницей идущую свиту И под уздцы проводящих коней белоснежных квиритов: Их превратила в друзей подачка пустому карману. Но п в его времена Демокрит находил для насмешек Темы, встречая различных людей; говорит его мудрость. Что величайшие люди, пример подающие многим, °° Могут в бараньей стране и под небом туманным рождаться. Он осмеял и заботы у черни и радости тоже, А иногда и слезу; сам же он угрожавшей Фортуне В петлю советовал лезть и бесстыдно показывал кукиш. Так-то к излишнему все и к погибели даже стремятся, Набожно воском колени у статуй богов залепляя. Власть низвергает иных, возбуждая жестокую зависть В людях; и почестей список, пространный и славный, их топит. Падают статуи вслед за канатом, который пх тащит, Даже колеса с иной колесницы срубает секира, 60 И неповинным коням нередко ломаются ноги. Вот затрещали огни, и уже под мехами и горном Голову плавят любимца народа: Сеян многомощный Загрохотал; из лица, что вторым во всем мире считалось, елают кружки теперь, и тазы, и кастрюли, и блюда, ом свой лавром укрась, побелив быка покрупнее, а Капитолий веди как жертву: там тащат Сеянов рючьями труп напоказ. Все довольны. «Вот губы, вот рожа! у и Сеян! Никогда, если сколько-нибудь мне поверишь, ' не любил его. Но от какого он пал преступленья? то же донес? И какие следы? И кто был свидетель?» Вовсе не то: большое письмо пришло из Капреи, ажное». — «Так, понимаю, все ясно. Но что же творится Этой толпой?» — «За счастьем бежит, как всегда, ненавидя 'адшпх. И той же толпой, когда бы Судьба улыбнулась тому туску, когда б Тиберия легкую старость /то придавил, — ею тотчас Сеян был бы Августом назван, тот народ уж давно, с той поры, как свои голоса мы в продаем, все заботы забыл, и Рим, что когда-то се раздавал: легионы, и власть, и ликторов связки, держан теперь и о двух лишь вещах беспокойно мечтает: леба и зрелищ!» — «Грозит, наверное, многим уж гибель». Да, без сомненья: ведь печь велика». — «Где жертвенник Марса, стретился мне мой Бруттидий, совсем побледневший, бедняга, ак я боюсь, что Аякс побежденный примерно накажет ас за плохую защиту! Бежим поскорее, покуда руп на прибрежье лежит, и недруга Цезаря — пяткой! [усть только смотрят рабы, чтобы кто отказаться не вздумал, е потащил, ухватив за шею, к суду господина», — от как болтали и тайно шептались тогда о Сеяне. очешь ли ты, как Сеян, быть приветствуем, так же быть в силе, тих на кресла сажать курульные ради почета, ем войсковую команду давать, императорским зваться •пекуном, пока сам пребывает на тесной Капрее кучкой халдеев? Ты хочешь, конечно, конвоя и копни, садников лучших и войск в столице,—не правда ли, хочешь? очется власти и тем, кто совсем убивать не хотел бы. [то же настолько блестяще и счастливо в жизни, что мера адостных этих вещей равнялась бы мере несчастий? [то предпочтешь ты — одеться в претексту хотя бы Сеяна 100 Или начальством в Фиденах и Габиях быть деревенским, Жалким эдилом служить в захолустье улубрском и кружки Неполномерные бить, учиняя над ними расправу? Стало быть, ты признаешь, — неизвестным осталось Сеяну То, чего надо желать: добиваясь почета не в меру, К власти чрезмерной стремясь, готовил себе он ступени Многие башни высокой, откуда падение глубже В пропасть бездонную, как от толчка развалилась постройка. Что погубило вконец Помпеев и Крассов и свергло Даже того, кто посмел бичевать покоренных квиритов? 110 Высшее место, конечно, добытое хитрым искусством, Слишком большие желанья; им вняли коварные боги. Редко царей без убийства и ран низвергают к Плутону, Смерть без насилья к нему отправляет немногих тираннов. Слава и сильная речь Демосфена иль Цицерона Станет все больше желанной в течение целых квинкватрий Тем, кто лишь ассом одним почитает скромно Минерву, Тем,'кого дядька ведет, их маленькой сумки хранитель. Но ведь оратора оба погибли виной красноречья: Предал их смерти талант, изобильным стремившийся током. 120 У Цицерона рука отрезана, он обезглавлен, Но не купалась в крови ничтожных юристов трибуна. «О счастливый Рим! Ты творим моей консульской властью». Если бы так Цицерон говорил, то Антоний не страшен Был бы ему. И, по мне, стихи смехотворные лучше, Чем вдохновенная ты, Филиппика, с честью и славой В свитке идущая вслед за первой. Конец был жестоким И для того, кто бурлил как поток, восхищавший Афины В дни, когда полный театр он держал в узде своей речью. Он ведь родился под гневом богов и под роком недобрым. 130 Полуослепший отец среди сажи руды раскаленной К ритору сына учиться послал — от клещей и от угля, От наковальни для ковки мечей и от копоти черной. Знаки военных побед — приколоченный к дереву панцырь Или нащечник, висящий с разбитого шлема, и с дышла Сорванное ярмо, и значок побежденной триремы. на вершпне всей арки — фигура, сумрачный пленник,— верхчеловеческпм счастьем считаются. К этим трофеям имений и греческий вождь, вождь варваров равно стремятся: то — причина для них подвергаться опасностям, мукам: гажда славы у них сильней, чем военная доблесть, ло, в самом деле, к одной стремится доблести, если [ету наград? И порой отчизну, однако, губила лава немногих и страсть похвалы, чтоб почетная надпись резана в камень была, — хранитель пепла, который [огут разрушить и корни дрянные смоковницы дикой, ак как гробницам самим ведь тоже даны свои судьбы. Взвесь Ганнибала: в вожде величайшем много ль найдешь ты ?унтов? И это ли тот, кого Африка еле вмешала, )т берегов океана Маврийского к теплому Нилу [ьнущая, к странам слонов, к племенам эфиопов далеких. 1зята Испания им, хребет Пиренеев им пройден; [ротив него выдвигает природа покрытые снегом 1льпы—он скалы дробит и уксусом горы взрывает; !от уж Италию взял, но все дальше стремится проникнуть. Все ни к чему, — говорит, — коль солдат карфагенский ворота [е сокрушит и знамен на Субуре самой не поставлю». ), что за образ, достойный картины, когда гетулийский ]лон был оседлан вождем, на один уже глаз окривевшим! Гу, а какой же конец? О слава! его победили, сно, в изгнанье стремглав он бежит, и там, он, великий, >сем на диво клиент, сидит возле царской палатки, Кдет, пока будет угодно проснуться вифинцу-тиранну. Кизни его, потрясавшей когда-то судьбы людские, 1то положило конец? Не мечи, не каменья, не копья, 1о незаметный отмститель за Канны, за кровь пролитую — 1ерстень. Безумец, ступай, беги чрез суровые Альпы, 1тобы ребят восхищать и стать декламации темой! Юноша родом из Пеллы и кругом земным недоволен: Калкпй! Он места себе не находит в тесной вселенной, >удто бы в скалах Гиар заключен иль на малом Серифе. Голько когда он войдет в кирпичные стены столицы, Хватит и гроба ему. Насколько ничтожно людское Тело — одна только смерть доказует. А многие верят, Будто когда-то Афон переплыли, и верят всем басням Греции лживой — что был Геллеспонт весь устлан судами, Образовавшими мост колесницам. Мы верим, что реки Вместе с потоками высохли все: их выпил мидиец Враз За едой, как болтает Сострат с крылом отсыревшим. Ну, а каким возвращается Ксеркс, Саламин покидая, — 180 Варвар, во гневе плетьми бичевавший и Кора и ЭвРа> Даже в тюрьме у Эола того никогда не терпевших, Он, в кандалы заковавший и бога Энносигея? Этого мало: ведь он дошел до того, что решился Море клеймить: из богов кто ему послужить захотел бы? Но возвращался каким он? Один лишь корабль на кровавых Волнах тащился едва с своим трюмом, тяжелым от трупов. Вот наказаний каких столь желанная требует слава! «Дай мне побольше пожить, дай мне долгие годы, Юпитер!» — Только' об этом одном, и здоровый и хворый, ты молишь. 190 Но непрестанны и тяжки невзгоды при старости долгой. Прежде всего безобразно и гадко лицо, не похоже Даже само на себя; вместо кожи — какая- то шкура. Щеки висят, посмотри, и лицо покрывают морщины Те же, какие себе в тенистых долинах Табраки Чешет на дряблых щеках престарелая мать- обезьяна. Много у юношей есть различий: красивее этот, Нежели тот, и иной гораздо сильнее другого. Все старики — как один: все тело дрожит, как и голос, Лысая вся голова, по-младенчески каплет из носа, 200 И безоружной десной он, несчастный, жует свою пищу; В тягость старик и себе самому, и жене, и потомству, Даже и Коссу-ловцу он и то отвращенье внушает. Небо его притупилось, — не та уже радость от пищи Иль от вина; и давно позабыты им женские ласки: Есть ли надежда какая ему при болезненных, дряблых Чреслах? Конечно, всегда подозрительной кажется похоть, Что не имеет уж сил, а любви домогается. Дальше Рода другого ущерб посмотри: удовольствия нету В пении лучших певцов, хотя б кифареда Селевка Или же тех, что всегда щеголяют плащом золоченым. Не безразлично ли, где сидеть на ступенях театра, Если не слышит старик ни горнистов, ни музыки трубной? Чтоб старику услыхать что-нибудь, слуге его нужно В ухо кричать, кто пришел или сколько часов пополудни. Скудная кровь у него разгорается в теле остывшем От лихорадки одной, и грозят ему сомкнутым строем Всякого рода болезни: попробовать их перечислить Было б труднее, чем всех, кто в любовниках Оппии были, Иль Темизона больных, за одну только осень умерших, Иль малолетних, что Гирр обобрал, или жертвы Басила, Или мужчин, изнуренных за день долговязою Маврой, Иль, наконец, совращенных Гамиллом его же питомцев. Я бы скорей сосчитал все усадьбы во власти того, кто Звонко мне, юноше, брил мою бороду, ставшую жесткой. •Этот болеет плечом, тот — ляжкой, коленями — этот; Тот потерял оба глаза и зависть питает к кривому; ^того бледные губы из пальцев чужих принимают Пищу, и он, раскрывавший свой рот при виде обеда, Голько зевает, как птенчик касатки, к которому с полным Ртом подлетает голодная мать. Но хуже ущерба В членах любых — слабоумье, когда ни имен не припомнишь Слуг, не узнаешь ни друга в лицо, с которым вчера лишь вечером ужинал ты, ни собственных чад и питомцев. ^тав слабоумным, старик в завещанье жестоком лишает Зсех их наследства; права на имущества передаются Голько Фиале — награда искусства приученных к ласке' "уб, что года продавались в каморке публичного дома. Тусть не потерян смысл, — все равно схоронить вам придется 5аших детей и увидеть костер для любимой супруги, Грны придется узреть и с братним и с сестриным прахом. 5от наказание долго живущим: влачить свою старость При беспрестанных семейных потерях, во многих печалях, Средь постоянного горя и в траурных черных одеждах. Пилоса царь, если только великому верить Гомеру, Дал нам, как вещая птица, пример долголетия жизни. Счастлив, конечно, кто смерть отложил до других поколений, Годы считая свои уж на правой руке, не на левой! 250 Сколько он раз испивал ежегодно вино молодое! Но лишь подумай о том, как Нестор на судеб законы Ропщет, как долгую жизнь он клянет, когда бороду сына, Яростного Антилоха, он видит горящей и друга Каждого просит сказать, почему его тянутся годы, Что за проступок свершил он, достойный столь долгого века. Так же рыдает Пелей, сокрушаясь о смерти Ахилла, Иль обреченный судьбой на плач об отплывшем с Итаки. Без разрушения Трои Приам бы к теням Ассарака Мог отойти при большом торжестве; его тело бы поднял 260 Гектор на плечи свои с сыновьями другими при плаче Жен илионских; тогда начала бы заплачку Кассандра, И Поликсена за ней, раздирая одежды, рыдала, Если скончался бы он в то время, когда еще строить Не принимался Парис своих кораблей дерзновенных. Что принесла ему долгая жизнь? Довелось ему видеть АЗИИ гибель, мечом и огнем дотла разоренной. Дряхлый тиару сложил, за оружие взялся, как воин, Пал пред Юпитера он алтарем, как бык престарелый, Что подставляет хозяйским ножам свою жалкую шею, 270 Тощую, ставши ненужным для неблагодарного плуга. Всякому смерть суждена, но по смерти Приама супруга Дико залаяла, точно собака, его переживши. Перехожу к землякам. Пропускаю владыку я Понта, Также и Креза, кого справедливое слово Солона Ясно заставило видеть конец своего долголетья. Мария возраст чрезмерный явился причиной изгнанья, Цепи, Минтурнских болот, из милости данного хлеба, Что побежденный ему Карфаген уделял. Совершенней Не было б дара природы земле и счастливому Риму, [И бы он испустил спой дух, насыщенный славой, ;нных толпой окружен, средь пышности воинской помпы, ; триумфатор желая сойти с колесницы тевтонской. ,то предвидя судьбу, лихорадку послала Кампанья »лагу Помпея; но верх одержали моленья народа, с городов, — и Судьба Помпея, Фортуна столицы ову, что берегла, сняла с побежденного. Муки [тул такой избежал, Цетега предали казни поругаиья, и труп Катилины целым остался. Видя Венеры алтарь, озабоченно матери молят расоте своих чад: о сынах они шепчут, о дочках мче гласят, доходя до смешного в обетах: «К чему же упрекать, если рада Латона красивой Диане?» а Лукреция ставит запрет на желанье — не хуже, [ у нее, наружность иметь; и Виргиния хочет гь хоть бы Рутилы горб, поменявшися с ней красотою. Сына красивого жалки родители: вечно трепещут, я, как редко живут красота со стыдливостью вместе, ть же семейство ему передаст благолепные нравы огого рода, заветы хранящего древних сабинов; ть благосклонной рукой природа дарит его щедро, ть целомудренно лик его рдеет скромным румянцем, — $е что большее дать способна ребенку природа, кого стража сильней и заботливей всякой заботы? сем остаться нельзя: совратитель, в разврате бесстыжий, ет в соблазны вводить и самих родителей даже; эд их расчет на подарки. Жестокий тиранн в своем замке оскоплял никогда безобразного юноши, даже император Нерон не крал кривоногого парня, зобатого, или с горбом и с брюхом раздутым. упивайся теперь красотою сыновней, — опасность ьше еще ожидает его: он станет известным иободеем, он будет бояться расправы женатых, явности злых, и судьба его будет несчастнее Марса, эти попавшего. Эта расправа иной раз бывает зе жесткой, чем то допускают любые законы: Тот убивает мечом, а этот плетьми засекает В кровь; любодеям иным и ерша порой загоняют. Эндимион твой, конечно, сначала любовником будет Мужней жены, а потом, лишь Сервилия даст ему денег, 320 Живо сойдется с такой, кого вовсе не любит, и снимет Он все уборы ее: отказать разве женщина может, Тая от похоти? Будь то Оппия, будь то Катулла, Будь и похуже, — всегда управляет женщиной похоть. «Чистому чем же вредит красота?»—Ну, а пользу принес ли Строгий зарок на любовь Гипполиту и Беллерофонту? Вспыхнула Федра, когда с презрением ей отказали, И Сфенебея не меньше ее запылала, — и обе В дикую ярость пришли. Ибо больше всего свирепеет Женщина, если стыд возбудит в ней ненависть. Что же 330 Ты посоветовать мог тому, кого хочет супруга Цезаря взять в мужья? Он всех лучше, всех он красивей, Родом патриций, — и вот влечется несчастный на гибель Ради очей Мессалины: она уж сидит в покрывале, Будто невеста; в саду у всех на глазах постилают Ложе тирийским бельем, по обряду в приданое будет Выдан мильон, и придут и жрец и свидетели брака... Думаешь, это секрет и доверено это немногим? Хочет она по закону венчаться. Ну, что же тут делать? В повиновенье откажешь — придется погибнуть до ночи; 340 На преступленье пойдешь — ты получишь отсрочку, покуда Дело, известное всем, до ушей не достигнет владыки; Он о позоре своем домашнем узнает последним. Ну, а тем временем ты подчиняйся, раз столького стоят Несколько дней. Что бы ты ни считал легчайшим и лучшим — Нужно подставить под меч свою белую нежную шею. «Значит, нельзя и желаний иметь?» — Если хочешь совета, Лучше самим божествам предоставь на решение выбор, Что подходяще для нас и полезно для нашего дела, Ибо взамен удовольствий дадут нам полезное боги. 350 Мы ведь дороже богам, чем сами себе; увлекаясь Неким порывом души или страстью слепой и могучей, К браку стремимся, к потомству от жен; богам же известно, Что это будут за жены и что это будут за дети. Ежели просишь чего и святилищам жертвы приносишь Ты — потроха, колбасу, что из белой свиньи приготовил, — Надо молить, чтобы ум был здравым в теле здоровом. Бодрого духа проси, что не знает страха пред смертью, Что почитает за дар природы предел своей жизни, Что в состоянье терпеть затрудненья какие угодно,— Духа, не склонного к гневу, к различным страстям, с предпочтеньем Тяжких работ Геркулеса, жестоких трудов — упоенью Чувством любви, и едой, и подушками Сарданапала. Я указую, что сам себе можешь ты дать; но, конечно, Лишь добродетель дает нам дорогу к спокойствию жизни. Нету богов у тебя, коль есть разум; мы сами, Фортуна, Чтим тебя божеством, помещая в обители неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44