Материалы сайта
Это интересно
Солженицын А.И. - В круге первом
(Роман, 1968)
Володин Иннокентий Артемьевич — молодой блестящий преуспевающий дипломат, женатый на дочери генерал-майора, прокурора по спец. делам. Прозрение наступило у него, когда стал разбирать шкафы покойной матери и наткнулся на ее записки. Вся его жизнь и работа предстали для него в новом свете, и он понял, что все вокруг — ложь. Как человек неглупый, он стал анализировать происходящее, по-новому читать газеты, смотреть на коллег, тестя-прокурора, избалованную жену. Подтвердило его подозрения посещение дядюшки из Твери, типичного русского интеллигента с мечтами о свободе, трезво оценивающего советскую действительность. Работа стала казаться Володину мерзкой, подлой, и он решается позвонить в американское посольство, чтобы предупредить о готовящейся передаче русскому агенту американцем секретных сведений об атомной бомбе. Именно над тем, как определить по голосу говорившего по телефону, и работает Рубин, с его помощью арестовывают Володина.
Попав в тюрьму, он не жалеет о содеянном, здесь, на Лубянке, перед ним вдруг открылось "высшее проникновение", "второе дыхание, которое возвращает каменеющему телу атлета неутомимость и свежесть".
Егоров Спиридон Данилович — заключенный, в шарашке работает дворником. Пятидесяти лет, женат (Марфа Устиновна — главное счастье и главный успех его жизни), имеет двух сыновей и дочь. В шестнадцать лет работал на стекольном заводе, ходил на сходки. Когда землю объявили крестьянской, кинулся в деревню, взял надел, растил хлеб. В девятнадцать призван в Красную Армию, но не хотел отрываться от земли и подался в лес. Попал в плен к белым, потом к красным, воевал в Польше. Вернулся домой, женился, стал "интенсивником" — так называли тех, кто хотел крепко вести хозяйство, но не на батраках, а по науке. Но тут у Егоровых сгорел дом, едва стали они из погорельцев вылезать, как началось раскулачивание (так что дом у них сгорел вовремя) и Спиридона назначили комиссаром по коллективизации. За "недогляд" скоро из комиссаров погнали, а потом и арестовали, дали 10 лет за "экономическую контрреволюцию". Отправили на Беломорканал, потом — на канал Москва — Волга, где работал землекопом, плотником. "Экономическую контрреволюцию" сменили на "злоупотребление", дали в руки "винтовку самообороны", то есть сделали конвойным, а вскоре освободили. Спиридон забрал жену и детей и уехал, в поселке поступил на завод.
Началась война, фронт подходил к поселку, очень не хотелось Егорову расставаться с семьей, и он решил переждать в лесу, затем вернулся с семьей в свою деревню и снова пахал землю. В партизаны пошел после того, как немцы сожгли деревню, а Марфу с детьми отвез к ее матери. Но когда узнал, что и из того села немцы "стронули всех жителей", бросился вслед за семьей. В Слуцке всех посадили в поезда и отправили в Германию. Под Майнцем его и сыновей определили на завод, а жену и дочь — к Бауэрам.
После войны Егоров с семьей жил в американском лагере для перемещенных лиц. Встретил свата, стали обмывать встречу неопробованным спиртом, Спиридон выпил целый стакан и ослеп.. Немецкие врачи сделали операцию, через год велели операцию повторить, после чего одним глазом он будет видеть полностью, а другим наполовину. Поддавшись на советскую агитацию, а главное — из-за дочери, которая не хотела идти замуж за немца, вернулся домой, но уже на границе семью разделили.
Егорова с сыновьями судили за измену родине, а жену с дочерью сослали в Пермскую область. На шарашку попал из-за того, что в карточке было написано "стеклодув" — работал стеклодувом на брянском заводе. Комендант определил Егорова в дворники. При всех этих сложных жизненных перипетиях Спиридон почти всегда был спокоен, уверен в правильности того, что делает, рассудителен, добросовестен, с утра до вечера безотказно работал — "отстаивал свою жизнь перед комендантом".
Черты Егорова во многом сходны с чертами Платона Каратаева. Однако есть между ними существенная разница, возможно происходящая от разницы в жизненных испытаниях, которые выпадают на долю того и другого. Егоров явно не сторонник толстовского непротивления злу. Он отвечает на вопрос Нержина, с какой меркой следует понимать жизнь, весьма лаконично: "Волкодав прав, а людоед — нет". Какие бы ни были власти, Егоров всегда жил с ними "в раскосе". Земля и Семья были для него и родиной, и религией, и социализмом.
Жены зэков. Это особая категория мучеников. Во многом им приходится куда тяжелее, чем их мужьям на шарашке: они подвергаются всеобщему презрению — на работе и на коммунальных кухнях, их преследуют, увольняя с работы, лишают детей куска хлеба, понуждают отречься от мужей, не говоря уж об испытании нескончаемой разлукой и беспокойством за них. Некоторые женщины не выдерживают, разводятся. Так, на грани срыва находится верная подруга Герасимовича Наталья Павловна, которая даже на свидании с мужем не может рассказать о своем истинном положении: она уволена, жить не на что, ждать еще целых три года, да и то если мужу не добавят срок. Со всей остротой встал перед ней вопрос — отрекаться или не отрекаться? Она просит у мужа не согласия на развод, а чтобы он что-то придумал, ведь за особо важную работу он может получить досрочное освобождение. Она не догадывается, что "особо важная работа" всегда оборачивается против таких же, как ее муж, и ему приходится постоянно решать проблему совести.
Жена Нержина Надя ждет его уже восемь лет. Аспирантка, живет в общежитии, скрывает, что муж ее жив, говорит, что пропал без вести на войне. Разыскивая Глеба, узнала адреса московских тюрем, в очередях перезнакомилась с другими женами. Добилась свидания, на котором поняла, что муж отдалился от нее (новое страдание!). Для него срок — "светлая холодная бесконечность", а она отсчитывает каждый день, да к тому же он настойчиво пытается ей внушить, что все равно прежняя жизнь не вернется, время работает не на них. Она уже почти сломлена, почти готова к разводу.
Нержин Глеб Викентьевич — один из главных героев, заключенный, математик, вобрал в себя многие черты характера и биографии молодого автора. Он воевал, военная цензура выудила из его письма к другу крамолу — критику Сталина, затем был арестован: тюрьма, пересылка, лагерь. Действие романа происходит в канун 1950 г. в спецтюрьме №1, прозванной шарашкой, — НИИ в Марфино, где работают заключенные, научные работники, свезенные сюда из разных лагерей. Нержин в шарашке третий год, вообще же — "арестант пятого года упряжки" и еще за плечами четыре года войны, а всего срок — десять лет. Здесь ему исполняется 31 год. Женат на аспирантке, детей нет. Выглядит старше своих ровесников. "Русые волосы его, с распадом на бока, были густы, но уже легли венчики морщин у глаз, у губ и продольные бороздки на лбу. Кожа лица, чувствительная к недостаче свежего воздуха, имела оттенок вялый. Особенно же старила его скупость в движениях — та мудрая скупость, какою природа хранит иссякающие в лагере силы арестанта". Нержин был привезен в Марфино в первой десятке. Занимается здесь секретной телефонией. Увлекается языкознанием и историей, в частности, изучает историю революций. В свободное время пишет "Этюды русской революции". "Для математика в истории 17 года нет ничего неожиданного, — рассуждал он. — Ведь тангенс при девяноста градусах, взмыв к бесконечности, тут же и рушится в пропасть минус бесконечности. Так и Россия, впервые взлетев к невиданной свободе, сейчас же и тут же оборвалась в худшую из тираний". В спорах со своим коллегой по работе, филологом Рубимым, Нержин проявляет сильный скептицизм в отношении к социализму. Эти споры, о чем бы они ни были, всегда носят философский характер и показывают эрудицию, широту и остроту ума героев.
Годы войны и лагеря освободили Нержина от догм марксизма, и свои сомнения он считает "добросовестностью познания". Нравственность для Нержина — мерило всего: ценности человека, науки, прогресса. Он не признает прогресса в виде развития техники и материального избытка, прогресс для него — "всеобщая готовность делиться недостающим", а основа мироздания — справедливость. Прогресс в виде атомной бомбы он считает бедой. Потому и старается остановить Рубина, увлекшегося идеей по голосу найти того человека, который пытался предотвратить появление атомной бомбы в России: "Слушай, а зачем все-таки Советскому Союзу атомная бомба? Этот парень рассудил не так глупо". Ведь атомная бомба — орудие порабощения, и если Советский Союз завладеет бомбой, им никогда не освободиться от тирании. И сам Нержин совершает поступок — отказывается делать работу, которую считает безнравственной. В финале романа его уводят на этап. Нержина мучит вопрос: может, и правда справедлив принцип не-вмеша-тельства, непротивления злу? "Волкодав прав, людоед — нет", — отвечает ему дворник Спиридон, по мнению которого противодействие оправдано, но в определенных границах, когда оно само не становится злом. И тут естественно возникает вопрос о цели и средствах. "Цели общества не должны быть материальны", но и при том "не результат важен... А дух! Не что сделано — а как. Не что достигнуто — а какой ценой". С лагерным начальством Нержин боролся за справедливость только с помощью закона. Это позиция Нержина, которой он старается неуклонно следовать, и позиция автора.
Рубин Лев Григорьевич — заключенный, филолог, друг и оппонент Нержина в спорах. Прототипом для этого образа послужил филолог-германист Лев Копелев, автор книги "Хранить вечно". Рубин внешне человек несколько неопрятный: пуговица оторвана, пояс на форменном комбинезоне расслаблен. Но глаза живые, черные и черная, жесткая, курчавая борода. Неутомимый спорщик, выдумщик, Рубин эмоционален, ироничен, вспыльчив. На фронте был майором "отдела по разложению войск противника" — выуживал из лагерей военнопленных немцев, которые не хотели оставаться за колючей проволокой, беседовал с ними, агитировал, затем кого-то пропускал через фронт со взрывчаткой, кого-то с "уговорными" текстами, а с кем-то и сам переходил через линию фронта. Арестовали его за агитацию против лозунга "Кровь за кровь, смерть за смерть".
Рубин — интеллектуал, энциклопедически образованный человек, знает несколько языков, обладает блестящей памятью. Написал в шарашке капитальный труд "Русская речь в восприятии слухосинтетическом и электроакустическом", вчерне подготовил "Проект о создании гражданских храмов". В шарашке почти у всех пользуется любовью и уважением, особенно за самые невероятные выдумки, которые разнообразят жизнь зэков: сочиняет пародию на "Ворону и лисицу", полную лагерных терминов, устраивает показательный суд над князем Игорем со всеми присущими советскому суду атрибутами. Убежденный марксист, Рубин умудряется отделять тех, кто его посадил, от идеи, считает, что существует только два мира, две системы — социализм и капитализм, третьего не дано, поэтому выбор неизбежен. Рубин служит социализму. Он рад и горд, когда ему предлагают распознать по голосу "шпиона", передавшего в Америку атомную бомбу (на самом деле — предупредившего американцев, что их бомба может быть уворована русскими). Увещевания Нержина насчет того, что, опознав "шпиона", он работает на тех, кто устроил ГУЛаг, не помогают. С образом Рубина в романе связана тема нравственности ученого.
Руська (Ростислав Вадимович Доронин) — самый молодой зэк на шарашке. Красавец с пышной шевелюрой и веселым, плутоватым, располагающим лицом. Попал на Лубянку, едва поступив в Московский университет, по подозрению в шпионаже—в деревне удил рыбу с американцами из посольства, снявшими там дачу. Внезапно выпустили — как он потом понял - для слежки, как подсадную утку. Скрывался, был два года в розыске, научился подделывать паспорта, взяли вторично, когда снова поступил в университет, только Ленинградский, и присудили двадцать пять лет, отправили в Воркуту. На шарашку привезли по учетной карточке — значился фрезеровщиком. Начитанный (цитирует Чехова, Томаса Мора, Добролюбова и т. д.), думающий. Хочет учиться, жить честно, но только — как все, если ни у кого не будет привилегий. В шарашке его тоже принуждают стучать, и он соглашается. Во-первых, потому, что томится от бездеятельности в шарашкинском уюте, а во-вторых, чтобы приносить пользу зэкам — то есть он будет изнутри разоблачать стукачей и подавать в оперчасть те сведения, которые захотят передать сами заключенные. И он действительно разоблачает местных стукачей, за что его увозят с шарашки. Судьбой Руськи автор продолжает спор о целях и средствах — нельзя идти к праведной цели неправедными путями.
Сологдин Дмитрий Александрович — прототипом послужил Дмитрий Михайлович Панин, автор книги "Лубянка—Экибастуз: лагерные записки" (М., 1990). Сологдину 37 лет, женат, имеет сына, которого никогда не видел, так как тот родился, когда Сологдин сидел в тюрьме. Из старинной дворянской семьи, пострадавшей при революции. Юный Сологдин отнесся к революции двояко: с одной стороны, ненавидел ее как бунт черни, с другой, в ее "беспощадной прямолинейности и неустающей энергии" чувствовал себе родное. С восемнадцати лет поставил перед собой задачу приобрести миллион через какое-нибудь ослепительное изобретение, но слишком выделялся среди других и получил первый срок, а в лагере еще один. К 1950 году он сидел уже двенадцать лет, и конца не предвиделось. Волевой и решительный человек, Сологдин знает, чего хочет, умеет добиваться своего. Талантлив, красив: редеющие светлые волосы, светло-русые аккуратно подстриженные усы и французская бородка, ярко-синие, по-юношески сверкающие глаза. Любит во все вмешиваться. Водится лишь с образованными, не предполагая почерпнуть что-либо ценное у людей неразвитых. Для поддержания физической формы каждый день колет дрова. Ироничен. Разговаривает на Языке Предельной Ясности, то есть, не употребляя иностранных слов (его изобретение): вместо "сферы" — "ошария", "скептицизм" — "усугубленное неверие", "святотатство" — "святохульничество", "идеалы" — "светлообразы" и т. п. На всей шарашке Сологдин после Рубина, пожалуй, самый заядлый спорщик, отчасти потому, что в споре оттачиваются мысли, отчасти считая спор мужским поединком. Самые ожесточенные споры происходят у него с Рубиным, в основном по поводу судеб России и социализма, бесклассового общества, революции, которая, по мнению Сологдина, — одно злодейство, "кровь с топора". После одного из споров с Рубиным решает "Не давать им шифратора!", в противовес Рубину, помогающему им получить атомную бомбу. Убедившись, что шифратор получился, Сологдин сжигает чертежи, но потом на определенных условиях обещает полковнику Яконову, главному инженеру Отдела специальной техники МГБ, за месяц (именно этот срок установлен Яконову министром) их восстановить. Рассуждает при этом Сологдин таким образом: "Хорошо иметь сильную голову. Ты владеешь исходом до последней минуты. Все пути событий подчинены тебе. Зачем погибать? Для кого? Для безбожно потерянного, развращенного народа?" А условия его таковы: на первом этапе миновать начальника отдела Осколупова, который любит быть соавтором. Доложить о нем министру и пусть именно он подпишет приказ о назначении его, Сологдина, ведущим конструктором (расчет на досрочное освобождение).
наверх ↑